В апреле 1991 года Государственный Комитет по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС при Государственной Комиссии по чрезвычайным ситуациям Совета Министров СССР утвердил программу исследований Психологических последствий Чернобыльской катастрофы, представленную Институтом психологии АН СССР. Работы по этой программе проходили с июля 1991 года до января 1992 года. С некоторыми из результатов этих работ интересно познакомиться в контексте темы настоящего раздела.
Прежде всего хотелось бы отметить небезучастную позицию участников исследования.
“Проводя исследования и обрабатывая результаты, подготавливая рекомендации, мы ориентировались на вопросы, представляющие не только сугубо научный, но и практический, человеческий интерес. Мы стремились понять, что же все–таки происходит в зоне чудовищной Катастрофы Века. Как живут вынужденно или по доброй воле оказавшиеся в этой зоне люди? Можно ли жить на загрязненных радиационными выбросами и отходами территориях? Чем расплачиваются люди за проживание в этих местах? За привязанность к родным землям и халатность, и общую неустроенность нашей страны? Что происходит с душой, с личностью человека, какой след в его судьбе оставил Чернобыль?”. (Чернобыльский след. Психологические последствия Чернобыльской катастрофы. М.: Вотум-y , 1992, с. 13.)
Это фундаментальное исследование выявило множество физиологических, психофизиологических и психологических изменений (а также изменений личности и индивидуальности) у лиц, в той или иной степени захваченных Чернобылем. Например, у жителей Новозыбковского района отмечается:
"Большинство опрошенных указывают на изменение психического и физиологического состояния. У людей, живущих в загрязненных районах, наблюдается повышенная нервозность, раздражительность, ухудшение настроения, появление страха перед будущим. Люди разучились радоваться жизни. Потеряна вера в улучшение жизни, в правительственные меры. Многие (по ответам) считают себя отверженным обществом. Одним из респондентов была высказана мысль: "мы все испытываем гнет медленного уничтожения" (там же, с. 58).
Но, пожалуй, самым важным наблюдением является следующее:
"При анализе опросов было установлено: проявления интернальности, то есть способности взять на себя ответственность за собственное благополучие в жизни, ничтожно малы у населения. Подавляющее большинство респондентов неспособно решать проблемы преодоления последствий загрязнения по психологическим причинам, даже под угрозой потери собственного здоровья, здоровья детей и близких" (там же, с.59).
Экологическая катастрофа имеет своим результатом вхождение большинства населения в ингратуальное состояние, при котором отмечается изменение статуса воли (ослабление воли) и вялость протекания деятельности. Уже в этом смысле можно утверждать о присутствии чрезвычайности эковоздействия. Но вместе с тем было также обнаружено, что эти явления более присущи людям, не обладающим достоверной информацией о радиационной обстановке и о реальной степени опасности, чем тем, кто такой информацией обладал. В частности, осуществлялось сравнение врачей из обычных городских и поселковых медицинских учреждений с сотрудниками (врачами по профессии) Новозыбковского филиала Института радиационной гигиены. Таким образом, можно говорить о стресс–синдроме у большинства населения, причина которого – не только физическое воздействие радиоактивности, но и в не меньшей степени информационные и психологические факторы. Причем сам по себе стресс также становится социальным фактором.
"Влияние хронического стресса многопланово и затрагивает практически, все аспекты жизни - от состояния здоровья до нарушения социально–профессиональной адаптации. Стресс и повышенная тревога при эпидемическом характере распространения приобретают статус социальных факторов” (там же, с. 60).
Преодоление этой проблемы психологическими средствами автором исследования видится в индивидуальной психологической работе с жителями через службы психологической поддержки, особенно в работе с местными специалистами и представителями органов власти. Так как именно их эмоциональное состояние и поведение рассматривается населением как индикатор опасности.
В частности, предлагалось:
“- оказание психологической (психотерапевтической) помощи специалистам и представителям местных органов власти в целях снижения эмоциональной напряженности;
- обучение (тренинг) представителей местных органов власти с целью повышения их компетентности в области решения управленческих задач и организации жизнедеятельности города;
- разработка психологически обоснованных рекомендаций для средств массовой информации с целью снижения возникающих массовых явлений эмоционального стресса" (там же, с. 69).
Следует отметить и то, что у населения имеет место:
"своеобразное состояние сознания, вызванное отсутствием культурной нормы реакции на катастрофу. Это порождает особое, не всегда осознаваемое и не приспособленное к реальным условиям отношение к жизни (мифологическое) в этих районах” (там же, с. 73). При том, что "осознание последствий аварии, связанной с выбросом радиоактивных веществ, является весьма длительным процессом" (там же, с. 73).
Культурной нормы на радиационную катастрофу, по правде говоря, и быть не могло у населения из российской глубинки, но с сожалением можно согласиться с тем, что выработка такой нормы становится здесь необходимостью. Тем более что ломаются культурные нормы отношения к окружающей природе:
"Опасность существует в питьевой воде, загрязненном воздухе, которым приходится дышать. Опасность заключена также в загрязненной почве на огородах и в садах, в самой земле, на которой живут люди. Возникает восприятие всего окружения как опасного" (там же, с. 91).
"У детей все более откровенно проявляется устойчивый стресс перенапряженности. Коренное изменение привычного для них образа жизни, постоянное присутствие в этой жизни "радиационного фактора" сформировали у них стереотипы психологической и поведенческой реакции. Крайне негативную реакцию у подростков, подвергшихся радиационному воздействию в результате аварии на ЧАЭС, вызывают нарушения их привычных естественных условий жизни, связанной с постоянными контактами с природой".
Таким образом, Чернобыльская катастрофа – в полной мере катастрофа экологическая в том смысле, что приводит не только к фактическим изменениям дома (эйкоса) человека, но и к серьезной и, возможно, необратимой деформации его образа, что, в свою очередь, не может не сказываться на свойствах личности и индивидуальности.
Экологическая катастрофа - это обезображивание природы и личности. Вот почему экологический кризис невозможно будет пережить ни в бункере с полным жизнеобеспечением, ни в местах благополучного проживания “золотого миллиарда”, и это надо иметь в виду, создавая стратегические экологические концепции и планируя конкретные экологические мероприятия и исследования.